с комсомолом —
Буду вечно молодым!.."
Из комсомольской песни периода застоя.
Нет на земле ничего вечного. Все проходит, уверяли древние. Неизменными остаются только египетские мумии, Кащей Бессмертный и… Ленинский комсомол. У Кащея, как известно, смерть была на кончике иглы, а та в яйце, а яйцо — в утке, а утка — в сундуке. Только не надо ничего утрировать: Кащей не был наркоманом, как и профсоюзы не были школой коммунизма. А комсомол вообще стоял особняком, ни на кого не похожий. Жил-был, и так незаметно 90 лет.
Комсомол… Что это такое, молодежь уже и не вспомнит. Хотя старики, рассыпаясь в песок, поют сегодняшним юношам и девушкам в юбилей ВЛКСМ старинные песни о "тревожной молодости", густо посыпанные нафталином. Типа "комсомольцы-добровольцы…".
Сказать, что его полные имя-отчество "Коммунистический союз молодежи", значит, не сказать ничего. Он был рожден партией большевиков. Ленин звал первых комсомольцев "молодыми коммунистами". И это ближе к истине…
Нет ни одной подлости, ни одной гадости, задуманных партией, которые бы они не исполняли еще подлее и гаже. Партия твердила — надо, комсомол отвечал ей — есть! И брал под козырек.
Никогда не забуду, как в дни горбачевской "гласности", старый полковник КГБ, подвыпив, рассказывал мне, как совсем еще юным комсомольцем в 37-м таскал к ответу врагов народа. И внимательно смотрел на меня оловянными глазами. В них далекими зарницами блистали судьбы тысяч и тысяч моих сограждан, которые он постарался потушить, как окурок "Беломорканала" о подошву щегольских сапог офицера НКВД.
И мне было страшно. Во времена Брежнева молодые коммунисты также сдавали своих друзей пачками, подражая старшим товарищам. Самым ужасным обвинением было обвинение в "инакомыслии". Мыслить партия повелевала одинаково. Правильней всех мыслил первый секретарь…
Иосиф Кобзон вспоминал, как на одном из комсомольских съездов его попросили исполнить песню… о втором секретаре. "Я такой песни, — смутился Кобзон, — не знаю". "Ну, как же? — удивились комсомольцы, — есть такая…". И напели: "Кто-то будет первым, а не я… Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня!".
И счастье было сугубо правильным. Таким, как партия начертала. Счастье первых и вторых секретарей… Простое человеческое счастье, как и вообще простая жизнь простых людей, выпадали из заданных параметров.
Моя покойная теща, которую я перевез в Севастополь, жила трудно. Работала в совхозе. А на руках было трое ребятишек. Кто-то из моих бдительных сослуживцев подглядел, что я ей помогаю на рынке. Конечно же, не торговал… Ящики и мешки подносил. Этого стало достаточным, чтобы меня объявили… спекулянтом. Да еще и подслушали, что с ней "спiлкуюсь украiнською" (она по-русски практически не говорила). И я стал… украинским националистом!
Это сегодня я такой характеристикой даже горжусь. А в те годы она была равнозначна смертному приговору. Конечно, не в прямом смысле. Но на карьере пришлось поставить большой и жирный крест. Комсомол зорко отслеживал "отщепенцев".
Через много-много лет я узнал имя соглядатая. Это был мой старинный приятель. Вместе учились в институте, работали в одном бюро, дружили семьями. Только в сказках зло наказуемо. Ему не о чем печалиться. Он и сегодня на плаву. Имеет свой бизнес.
К слову сказать, верхушка комсомольской элиты всегда поощряла стремление подвластной номенклатуры к левым "бабкам" — это слово из комсомольского лексикона. Можно вспомнить знаменитый "Спутник", которому единственному в Советском Союзе разрешалось работать в сфере международного туризма. Или центры научно-технического творчества молодежи… Не случайно к моменту своего роспуска на ХХII съезде ВЛКСМ на счетах этой организации было 660 млн рублей. По тогдашнему курсу — почти миллиард долларов! Правда, в наличии оказалось всего 80 млн. Куда делись остальные — никто и не интересовался. Такие "мелочи" Центральный комитет не смутили. Как и последующий "дерибан" недвижимости. Турбазы, гостиницы, пансионаты — все ушло в бездонные карманы профессиональных борцов за социальную справедливость. Или, как там они любили петь на своих сборищах: "Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать!"?
Особенно удивительно вспоминать эти строчки сегодня, когда птенцы "Ленинского комсомола" бессовестно скупают землю, виллы, заводы и фабрики по всему миру, в том числе и в Гренаде.
Тем более поразительно, что кое-что уцелело. Например, знаменитый "Артек", хотя и к нему неоднократно тянулись загребущие руки. В свое время мне довелось в нем поработать — проходил "пионерскую практику" (так это тогда называлось), ведь я учился в педагогическом институте. Совсем немного — несколько месяцев. Но этого хватило, чтобы память осталась на всю жизнь.
Именно там я впервые столкнулся с так называемой золотой молодежью. Детки партийного руководства и тогда уже имели все для безоблачной жизни. Спецшколы с различными уклонами, спецвузы — типа пресловутого Института международных отношений. Ну, а для отдыха — "Артек"…
Не всякий знает, что "Артек" — это не лагерь, а группа лагерей. Тогда их было шесть, десять пионерских дружин. Были среди них и попроще, естественно по тем меркам. Но были и вполне на уровне. Такие, как "Морской" или "Лазурный"…
И лагеря не просто "пионерские", а санаторного типа. То есть, кормили, как на убой. Почему-то меня, вечно голодного студента, это обстоятельство больше всего поражало.
Вожатых одевали в форму цвета хаки. Поговаривали, что материю для нее подарил "Артеку" ЦК КПСС. И действительно, она была какой-то необычной: брюки разглаживались ладонью. А самые жгучие пятна отстирывались простой водой без мыла.
Партия и комсомол любили детей. Но не вообще, а именно своих! Их отдых в "Артеке" организовывался на самом высоком уровне. Перед ними выступали выдающиеся артисты — не только советские, но и зарубежные. Так мне удалось увидеть великого Марселя Марсо, совсем юных "неуловимых мстителей" — ребят, которые снимались в одноименном фильме.
Ну, и, конечно, и сами члены ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ, "пребывающие на отдыхе в Крыму" (как тогда писали партийные газеты), с удовольствием навещали будущую смену — своих отпрысков в красных галстуках. Тем более, что сам "Артек" принадлежал ЦК ВЛКСМ.
Я часто вспоминал "Артек" и потому, что буквально на следующее лето меня в составе студенческого строительного отряда отправили в Казахстан, выполнять комсомольский долг. Работали мы в аркалыкской степи, недалеко от Байконура. По ночам огненные стрелы бесшумно разрезали черное небо. А днем пьяные солдаты-срочники собирали тяжелыми "КрАЗами" отработанные ступени ракет.
Наш отряд строил дома в каком-то целинном совхозе. Его местное население называло "миллионером" — он приносил ежегодно стране миллионные убытки. Но мы для директора совхоза соорудили особняк… в одиннадцать комнат!
"Комиссаром" отряда был студент исторического факультета Валерий Митрохин. По должности он не делал ничего, он — "руководил"! Чем и кем — до сих пор не пойму. В строительстве комиссар не разбирался, были ребята и пограмотней. Но его назначил на эту должность институтский комитет комсомола. А это уже "номенклатура". Пусть и комсомольская.Те, кто надо, не забыли нашего "комиссара". После окончания института я поехал работать учителем в сельскую школу в Черкасскую область. А Валерика назначили редактором комсомольской газетки, выходившей в Крыму.
Наши жизненные пути не пересекались. Но, видимо, и меня он приметил каким-то образом, чем-то я ему запомнился. Представьте мое изумление, когда уже в нынешнем году в Интернете я познакомился с его повестью, в которой он использует мою фамилию — согласитесь, довольно-таки редкую, в качестве фамилии… главного героя. Тот, естественно украинский националист, пытается совершить переворот в крымском парламенте для осуществления своих идей…
А тогда на целине был бесконечный размах степей, красные карьеры Аркалыка, седые казахи на сытых низеньких конях, смотревшие из-под натруженных ладоней на украинских ребят. Настало время ехать на родину, и я решил постирать форму. Договорился с местной женщиной, а когда попытался расплатиться, она обиделась: "Не надо, мы ведь тоже украинцы!". И завела в "хату", где за столом, празднично накрытым, меня ждала вся ее большая семья. И помню, как удивительно тепло стало на сердце…
Наверно, это и все, что когда-то меня связывало с комсомолом. Но вспоминается, как мальчишка из соседнего класса удрал на строительство Братской ГЭС. Там была очередная ударная комсомольская стройка. Вернулся через полгода — грязный, вшивый… Рассказывал, что поместили его в барак с зэками. Они-то и были "комсомольцы-добровольцы".
Время перестройки — апофеоз комсомольского движения. Яростная борьба с пьянством закончилась победой пьянства. Народ пил все, что горит: денатурат, "тройной одеколон", жидкость для снятия лака и тормозную жидкость. А комсомол шагал впереди.
Советский Союз закончился не в Москве. А на даче Горбачева, что под мысом Сарыч. Когда ее строили, этот бывший комсомольский вожак и Генеральный секретарь ЦК КПСС совершил великий грех. Раиса Максимовна спешила озеленить новое семейное гнездышко. Кипарисы везли туда со всего Крыма, а кедры выкапывали на склоне Сапун-горы. Когда краны стали вырывать из земли огромные деревья, то рабочие в ужасе закричали: среди черных корней висели белые человеческие кости тех солдат, в вечной памяти которым чуть ли не ежедневно клялся партийный босс.
Мне кажется, что в свое время у нас совершили огромную ошибку. Мы не судили партию, не судили комсомол. Стукачей и доносчиков. Так, как поступили в Польше, Венгрии, странах Прибалтики… Не в этом ли суть наших сегодняшних проблем?
Ведь сегодня бывшие комсомольские "шишки" снова при делах. Бизнесмены, политики. Они успешно приватизировали фабрики и заводы, "днепрогэсы" и "магнитки", созданные трудовым порывом обманутых ими "павок корчагиных".
В одной из киевских газет накануне юбилея ВЛКСМ довелось прочитать интервью с одним таким "товарищем". Он тоже в свое время поработал в стройотряде. “"Командиром"… И стал завотделом Киевского горкома комсомола. А кто бы сомневался? Этот бывший "молодой коммунист", не испытывая каких-то непонятных угрызений совести, откровенно рассказал читателям газеты о том, как делал когда-то деньги, читая лекции по истории, на которые приглашал самого 1-го секретаря ЦК КПУ Петра Шелеста.
Завотделами и тогда были далеко не бедными людьми. Они имели оклад 320 — 380 рублей. Это при том, что инженер получал 120…
Естественно, что нынче они поминают свое комсомольское прошлое как "лучшую часть молодости" и "школу управления". Желая вечно оставаться молодыми, они упорно не расстаются с комсомолом. Для них это не просто фетиш… Быстро стареющие комсомольские активисты ищут в сердцах и душах сегодняшней молодежи источник вечной молодости. И путают его с виагрой…
Источник: Александр Полуцыганов, "Кто не хочет расставаться с комсомолом?"("Флот Украiни", Украина)
